Для того чтобы человек изменился, его не нужно ломать, пытать на дыбе и сажать на десять лет в одиночную камеру. Достаточно погрузить его в систему. И система его обязательно сожрет. Примеров много, вот только два, самых ярких.
Много лет назад ко мне в дом привели парня. Одет он был достаточно странно, даже для молодёжной моды девяностых – его черную рубашку с перламутровыми клёпками украшал ковбойский галстук - кожаный шнурок скрепленный подвижным зажимом. Плюс к этой забавной детали туалета оказалось, что он работает в Органах Внутренних Дел. С годами я стал мягким, белым и пушистым, в молодости же достаточно жёстко определял свою жизненную позицию. Я сообщил окружающим, что на моей кухне никогда не было и не будет ковбоев и ментов. Тогда меня пристыдили, сказав, что это очень славный парень, веселый, остроумный, много знающий, а в милицию он пошел потому, что участковому дают казенное жилье на «земле», и без этой милицейской квартиры ему с детьми банально негде было бы жить. Я раскаялся в своей фанаберии, посыпал себе голову пеплом и продолжил общение с этим человеком, оказавшимся действительно остроумным, веселым и интересным. А через пару лет, будучи в изрядном подпитии этот парень похвастался, что сегодня вечером пойдет на Сенную площадь хачиков-ларёчников бомбить. Ежедневный обход, сбор дани. А если кто не даст, придется месить. Это было наше последнее общение, но не думаю, что он, вдруг, перестал быть ментом.
Второй случай произошел несколькими годами ранее. Меня призвали в армию по студенческому набору, когда во всех ВУЗах страны отменили военные кафедры. На курсе молодого бойца со мной оказался славный кавказский парень, семья которого уже несколько поколений жила в Питере. Мы крепко подружились, найдя уйму общих знакомых в питерском «Политехе», из которого его забрили в войска. Интеллигентный человек, разбирающийся в литературе, кинематографе, поэзии – его под свою опеку взяло армейское землячество, к которому он этнически принадлежал. После КМБ нас развели по разным дивизионам, и мы стали пересекаться достаточно редко. Первый раз удалось нормально поговорить только через год службы, когда мы с ним одновременно получили увольнительную. Он уже достаточно хреново говорил по-русски, акцент стал ужасающим, и я с трудом понимал его речь. После воспоминаний о нашей солдатской молодости он, растрогавшись, предложил мне приходить к нему на армейский свинарник, где его зёма работает главным свинарём. Посидим, мол, вина попьем, шашлычок поедим. Кроме того, там Вадик-питерский (был у нас в части такой полусумасшедший, опущенный солдатик) классно у тебя отсосёт. Помню, я тогда повернулся и ушел. Молча. Поскольку, уже тогда старался не метать бисер перед свиньями. Хотя мне до сих пор интересно, что с ним сталось после демобилизации. Интересно, можно ли после свинарника с удовольствием читать раннего Пастернака или позднего Гумилева?
Я боюсь систем, и боюсь людей, туда уходящих. Я не видел еще, чтобы кто-то остался адекватным человеком, связав свою жизнь с правоохранительными органами, таможенной службой, криминалитетом, националистическими движениями, политикой или религией.
Но, возможно, мне банально не везло?..
Цитировать | Вниз
|
