ВСЁ ПРОСТО

          Старт и финиш. Начало и конец. Несколько цифр в начале, несколько цифр в конце, черта между двумя этими датами. Знаешь, что это за черта, братишка? Это наша жизнь. Какой-то шутник решил изображать её таким образом.

Погода сегодня гадостная. Воды в воздухе столько, что прохожие становятся похожи на гигантских рыб. Они тычутся носами в витрины, ищут корм и тепло, а нависающий над сумерками вечер обещает им скорый покой.

Ты тоже что-то ищешь? Глаза вниз – мокрый асфальт горит неоновым отражением вывесок, глаза вверх – жёлтые прямоугольники окон самодовольно светятся теплом и уютом. В одном из них чья-то всклокоченная голова. У этого счастливца есть сухой дом и верблюжье одеяло – повод гордиться собой, особенно в дождь. Тебе показалось, или он действительно посмотрел на тебя свысока? Окурок, презрительно отправленный щелчком в его сторону, злобно зашипел в луже. Пока ты смотрел на часы, всклокоченный убрался в глубину комнаты. Возможно, ему удалось разглядеть выражение твоего лица. Может быть, именно это убедило его перестать таращиться на улицу?

Время у тебя ещё есть, деньги тоже. Они лежат во внутреннем кармане твоей «аляски», между письмом и фотографией. Фотография далеко не лучшая, да и распечатана она на плохоньком струйном принтере, хотя узнать лицо, изображенное на нем, вполне реально. Интересно, почему она отправила тебе именно эту фотографию?

Кстати, старик, ты легко можешь выпить кружку чёрного пива. Тут рядом есть отличный паб, его держит ирландец. По крайней мере, говорят, что он ирландец. Я иногда хожу туда с женой. Она любит, когда от пива слипаются губы. Ей нравится пьяноватое буйство тамошней публики, завеса табачного дыма, ирландские напевы, старательно выводимые четвёркой местных лабухов и нескончаемый грохот пивных кружек. Она обожает веселье и громкую музыку, которая становится все громче и громче по мере того, как заполняется паб, пока люди не начинают орать во весь голос, чтобы перекричать весь этот гвалт. Она всегда была без ума от земляных орехов в скорлупе, которые тебе приносят в огромных бумажных стаканах. Чистить орехи можно прямо на пол, чтобы потом, когда ты идешь к выходу, все было покрыто толстым ковром из арахисовой шелухи, которая так вкусно хрустит под ногами.

Что, не зайдешь к ирландцу? Не сегодня? Ты волнуешься?  Или письмо и фотография не дают тебе расслабиться? Брось, ты ведь уже не мальчик, и это у тебя явно не в первый раз. Хотя с моей женой самые рутинные вещи приобретают привкус новизны и свежести.

Ладно, у тебя действительно есть ещё уйма времени. Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь о себе и о жене, например, как мы познакомились? Да перестань, парень, тебе всё равно ждать, а о моей жене ты ни черта не знаешь. Ты думаешь, что письмо и фотография рассказали тебе о ней всё? Ошибаешься, ведь там даже не сказано, что она моя жена, а это, поверь, немаловажный факт её биографии.

Познакомились мы с ней в каком-то пальмовом круизе. Ты знаешь этот изматывающий туризм – ночью плывёшь, а утром вываливаешься в порт, чтобы за десять часов поглотить информацию обо всех башнях, руинах и церквях этого острова. Потом опять плывёшь до следующей страны, где точно такие же башни, руины и церкви, только вывески на другом языке. В какой-то момент начинает казаться, что пока ты спишь, кто-то меняет декорации за иллюминатором, причём этот «кто-то» ленив, и часть антуража остаётся без изменений.

Уже в четвёртом порту мне это надоело. Да, забыл тебе сказать, что путешествовал я с тогдашней моей женой и сыном. Я честно признался им, что впечатления меня переполняют настолько, что ещё одна экскурсия, и я сожгу пароход.

Сорок восемь минут уговоров и упрёков – небольшая цена за целый день заслуженного отдыха в своём собственном обществе. Исполнив свой супружеский долг, т.е. проводив семью до автобуса и помахав им платочком, я отправился в ближайшую портовую таверну.

Какое замечательное словосочетание – "портовая таверна". Ты не находишь? Оно овеяно веками морской жизни, оно помнит карательные экспедиции флота Её Королевского Высочества против местных пиратов, и знает, что такое поножовщина из-за прекрасной креолки. Там есть все, что нужно старому морскому волку, просоленному водами всех океанов, обветренному ветрами всех морей и не знающему жалости. Тому, кто хоть раз брал судно на абордаж, чужды сантименты. Ему нужен ром в глиняной кружке, дубовый стол, в который можно воткнуть старый добрый нож, который, в зависимости от ситуации, может стать как столовым прибором, так и защитником чести и достоинства, пустая бочка вместо стула, несколько портовых девок и разноязыкая речь пары дюжин пьяных моряков.

К моему сожалению, кабак оказался таким же скучным и банальным, как и миллионы его близнецов во всех городах земного шара - кондиционер, стол для пула, да телевизор под потолком. Народу было немного, в основном туристы. С первого взгляда было понятно, что никакой экзотики, в виде пиратов с алыми шейными платками, не предвидится.

Я заказал у скучающего бармена бутылочку воды и уже собирался двигать к выходу, как услышал за своей спиной женский голос:

- Разочарованы? – мимоходом спросила у меня хорошенькая брюнетка, разворачивая карту.

- Чем? – слегка удивился я.

- Да кто вас знает. Просто у вас на лице написано, что вы искали золотую жилу, а нашли навозную кучу.

Немного озадачив меня своей проницательностью, она развернула, наконец, карту и направилась к бармену. Увы, но когда она задала ему какой-то вопрос, её английский не понял даже я, хотя мы наверняка учились с ней по одинаковой программе в соседних школах. Я предложил свою помощь с переводом. Оказалось, что она ищет какой-то древний маяк, с каким-то мудрёным названием, но на карте его найти не может. Бармен заулыбался, услышав знакомое имя, и с видом радушного хозяина пустился в пространные объяснения. Окончательно заморочив мне голову поворотами направо и налево, он вывел нас на улицу и рукой показал направление. Километрах в трёх действительно был виден высоченный маяк, не заметить который мог только слепой или эта женщина, стоящая напротив.

- Не хотите составить компанию? – спросила она, чуть повернувшись ко мне.

- Вообще-то я час назад с большим трудом избавился от такой же экскурсии… - вяло промямлил я.

- Вольному воля. – Она, прощаясь, помахала мне рукой.

И тут до меня дошло, что экскурсия будет не такая же, что если я сейчас не пойду с ней, то всю оставшуюся жизнь буду жалеть об этом. Мне показалось, что я на всех парах подкатил к крутому повороту и уже визжит колёсная резина, и я почему-то очень не хочу жать на тормоз, а наоборот, крепче берусь за руль и добавляю газу.

- Ладно, уговорили – достаточно неуклюже пошёл я на попятную.

- Я очень старалась.

- Могли бы и поубалтывать, для приличия.

- А зачем? – она удивлённо подняла бровь, – ведь вы бы всё равно согласились.

Что, брат, на моём месте ты поступил бы иначе? Конечно, я пошёл. И если ты думаешь, что мне следовало поступить по-другому, мне жаль тебя – потому что ты никогда не видел её глаз. Если её глаза зовут, даже безногий инвалид вскочит на свои обрубки и побежит следом.

По дороге я в пол-уха слушал какие-то легенды и сказания местного эпоса об этом маяке. Как водится, кто-то кого-то любил, тот, как ему и положено, предал любимого, первый огорчился и спрыгнул с самой вершины маяка на скалы. Или не сам спрыгнул, а сбросил того, другого, обманщика и предателя. Поверь, из тех рассказов я не помню ни слова.

Всю дорогу я любовался её профилем и наблюдал – удастся ли ветру вытянуть прядь её волос из-под дужки солнечных очков или нет. Помню, что мы ещё о чём-то говорили. Выяснилось, что живём мы в одном городе, плывём на одном пароходе, что она замужем, но отдыхает всегда одна и что она ненавидит экскурсионные группы.

Когда мы подошли к маяку, я уже немного оклемался – то ли я стал привыкать к магии её взгляда, то ли она чуть ослабила хватку. Смотритель-абориген взял с меня десять местных монет и сказал, что подъём на маяк нам предстоит тяжёлый. Тогда я даже не мог представить, насколько тяжёлый, поскольку тяжелее всего подниматься в рай. Даже тяжелее, чем на эшафот.

Она вызвалась идти впереди. Мне это показалось странным, но не могу сказать, что я сильно сопротивлялся. Мы начали подъём - сначала она в летнем коротком платьице, сзади я, с масляной улыбкой. Первые пять минут всё было замечательно. Я, пользуясь прелестями арьергарда и крутизной лестницы, во всех подробностях изучил её фигуру, и всласть налюбовался стройными ножками. Она ни разу  не обернулась. Зачем? Она знала наверняка, что увидит в моих глазах.

Но вдруг всё изменилось. В какой-то момент я осознал, что я уже не улыбаюсь и не разглядываю ее силуэт. Как зомби, я плыл в волнах её запаха, запаха каких-то сумасшедших духов и аромата разгорячённого тела, словно лодчонка в кильватере океанского судна, привязанная к нему крепчайшим канатом.

О, её запах!.. Ты-то и представить себе не можешь, о чём я говорю. Раньше, когда люди больше пользовались обычной почтой, ты мог бы понюхать её письмо и прикоснуться хотя бы к тени её запаха. Но, увы, интернет бездушен, а почтовые программы не передают ни особенностей почерка, ни следов от слёз, упавших на клавиатуру. Мне жаль тебя, потому что невозможно описать запах – его можно только с чем-то сравнить, а её запах уникален. Будь я специалистом, я бы рассказал тебе о букете запахов пачули, дубового мха, ладанной камеди и бергамота. Или о тонких оттенках кумарина с легкими древесными нотками, о смолистых и бальзамических веществах, о мускусе и амбре, о свежести и горечи. Но это бред – сравнивать запах, от которого у тебя разрывается сердце, с каким-то кумарином.

Думаю, что ты согласишься со мной, что запахи правильнее было бы классифицировать по тому, как они на нас воздействуют. С этой точки зрения ее запах был душераздирающим. Так летом после дождя пахнет твой родной город, в который ты возвращаешься после долгой разлуки, так пахнут сосны, утопающие в белом мху, окруженные гранитными валунами и сухими кустами вереска, так пахнут волосы твоего двухлетнего сына, когда ты утыкаешься носом в его затылок.

Я не знаю, сколько длился подъём. Мы поднимались в тишине, только ветер врывался в окна с выбитыми стёклами, да внизу шуршал прибой. Вспоминая этот день, я удивляюсь, как я сумел дойти до самого верха. Я не мог вдохнуть полной грудью, колени дрожали, сердце так билось о рёбра так, что казалось, еще миг – и они сейчас треснут. Я пытался сделать вид, что просто запыхался. Хотя кого я хотел обмануть - она знала обо мне все.

А потом мы стояли напротив друг друга, и я тупо разглядывал упавшую с её плеча бретельку и крошечный кусочек не загоревшей кожи на её груди. Я понимал, что это выглядит по-идиотски, но никак не мог отвести взгляд.

Она без улыбки посмотрела на меня, убирая тёмные очки на лоб.

Я поднял глаза и весь мой мир со всеми его сложностями, проблемами и трудностями сжался до размеров её зрачка. Я вдруг увидел все ответы на даже не заданные вопросы, и разрозненные кусочки мозаики встали на свои места, открыв истину. Я снял вторую бретельку с её плеча, и платье соскользнуло вниз. Я встал на колени и прикоснулся щекой к бархатной прохладе ее живота. Знаешь, я соврал тебе, когда сказал, что её запах уникален – она пахла словно сноп золотой пшеницы, полежавшей на солнце.

Потом я вернулся на корабль и собрал свои вещи. Свою жену, теперь уже бывшую, я встретил, сидя на причальной тумбе. Разговор получился коротким, даже слишком коротким для разрыва шестнадцатилетних отношений.

Потом я уехал в местный аэропорт, где ждала меня она. Самое забавное, у нее не было малейших сомнений, что я приеду. Интересно, удивилась бы эта прозорливая женщина, останься я со своей семьёй? Хотя шансов не было, я был полностью подчинен и лишен воли, словно меня гипнотизирует дудочка Гамельнского Крысолова. В любом случае, в этот день изменились жизни очень многих людей. К лучшему ли? Я надеюсь, что ты ответишь мне на этот вопрос.

Да, чуть не забыл. Когда я встретился с ней в аэропорту и сообщил, что бросил свою семью, она достала свой мобильник и сфотографировала мою потерянную физиономию, произнеся сквозь смех, что больно уж я забавно сейчас выгляжу. Потом она обняла меня и сказала, что теперь она будет моей семьей, и в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас.

Романтично? Еще как. Тогда почему же ты появился в нашей жизни?  Думаю, что ты вправе задать этот вопрос. Возможно, тебе стоит поучиться на моих ошибках. Ты говоришь, что с тобой никогда не произойдет ничего подобного? Ты молод, братишка, и самоуверен. Я тоже когда-то был уверен в себе. По крайней мере, до тех пор, пока не встретил ее.  После этой встречи моя вера в себя исчезла. Но зато появилась вера в нее.

Кстати, только категоричная молодость употребляет слово "никогда". Любимое слово толерантной зрелости - "возможно". Интересно, сколько тебе лет? Двадцать пять? Тридцать? В твоем письме, как понятно, не был указан возраст, а капюшон "аляски" скрывает сейчас твое лицо, но мне кажется, что ты молод и силен. Я надеюсь, что ты силен. Мне очень важно, чтобы ты был молод, ловок и силен.

Итак, вернемся к нашей беседе. Мы так и не ответили на вопрос о том, почему ты стоишь сейчас под дождем, а в твоем кармане лежит ее письмо. Думаю, что она просто хотела уколоть меня. Уколоть больно, в самое сердце.

Ты спрашиваешь: "За что?" Во-первых, за пять лет совместной жизни уже должна была появиться причина, а, во-вторых, не безгрешен я, брат, не безгрешен. Хотя, с другой стороны, а кто из нас без греха?

Ты меня поймешь, я надеюсь. Молодая девочка, студентка, из чистого, славного провинциального городка. Огромные глаза. Любви и нежности, как алмазов в Якутии. Упругая кожа, русая коса до пояса. Но, самое главное, уверенная, что я Бог. Ну, или почти Бог. А кем еще ей мог показаться адвокат в столичном мегаполисе, рассекающий по городу на дорогой машине, заказывающий столики в дорогих ресторанах и клубах, и уезжающий  отдохнуть в Европу на выходные?

Но она не была моей любовницей, хотя я и спал с ней. Я просто использовал ее, как батарейку, питающую мою уверенность в себе. Я черпал силы в ее светлом, восхищенном взгляде. Я открывал ей секреты Большого Города, а взамен получал восторг и ликование невинной девочки, прожившей девятнадцать лет в городе с пятидесятитысячным населением. Я был ее наставником и учителем, а она - экзальтированной ученицей, слушающей мои наставления и рекомендации с открытым ртом и глазами, наполненными слезами восторга и благодарности. Я брал на себя роль проводника в хитросплетениях жизни, она же самозабвенно и бесстрашно следовала за мной, со щенячьим восторгом влезая во все новые эксперименты, которые я неустанно представлял ее неослабевающему вниманию.

Это был замечательный симбиоз, к сожалению, крайне недолговечный. Эта девочка очень быстро осваивала те науки, которые я ей преподавал. Именно поэтому ее восхищение стремительно угасало, божественный ореол вокруг моей головы становился все тусклее и тусклее, а на горизонте замаячили новые фигуры, вызывающие ее интерес. Все это было естественно и закономерно. Наши отношения растаяли, как кусок искусственного льда – немного подымив и не оставив никакого следа. Даже лужицы талой воды.

И ты хочешь мне сказать, что эта невинная подпитка угасающей мужественности могла вызвать такую бурную реакцию у моей жены? Вряд ли. Она всегда достаточно либерально смотрела на жизнь вообще, и на мои шалости в частности. Неужели ты думаешь, что эта молоденькая провинциалка была единственным моим элементом питания за эти последние пять лет? 

Моя жена никогда меня не ревновала. Видимо знала, что и мое тело,  и моя душа на веки вечные принадлежат только ей, и что никто и ничто не сможет меня оторвать от нее, только если с кровью, обрубая все корни, безжалостно обрезая пуповину, которой я к ней привязан.

Слушай, старик, мне только сейчас в голову пришла мысль: может быть, в этом и все дело? Возможно, ее утомила эта моя неотрывность? Может, моя любовь из воздушного шара, который поднимает в небеса, превратилась в камень на шее? Я был ее сиамским близнецом. Я врос в нее всеми своими костями, мыслями и чувствами. Я стал думать, как она, говорить с ее интонациями, мой взгляд на жизнь стал абсолютно неотличим от ее взгляда. Я растворился в ней, как луна растворяется в лучах утреннего солнца. Она поглотила меня и сделала меня собой.  Наверное, это ее забавляло первые пять лет, но сейчас, когда процесс поглощения благополучно закончился, ей это просто наскучило. И тогда она нашла тебя.

Только не льсти себе. Дело не в тебе и не в твоих замечательных качествах. На твоем месте мог бы оказаться абсолютно любой. В тебе нет ничего особенного, чем ты мог бы привлечь мою жену. Ты – всего лишь инструмент. Скальпель, которым она решила отсечь меня от себя. Как она тебя нашла, я не знаю, но уверен, что к поиску  она отнеслась более чем серьезно. В интернете сейчас можно найти столько всякой экзотической ерунды, что твоя скромная персона окажется на последней странице, которую выдаст поисковик. Так что нос передо мной задирать не надо, дружок. Стой пока, мокни под дождем. Там для тебя сейчас самое место. Знай его.

Хотя ждать осталось недолго.

Я только хочу ответить на твой вопрос о том, как я узнал о тебе.

Моя жена (ты этого не знаешь, поэтому я тебе расскажу) полная тупица в вопросах техники. Все, что работает от электричества, вызывает у нее идиосинкразию. Она не смотрит телевизор, не пользуется феном, не разогревает еду в микроволновке. Единственный электроприбор, который она принимает в своей жизни, это компьютер. Это, как ты понимаешь, вынужденная мера. Но в компьютере она знает только пару-тройку секторов, необходимых ей для работы. Если случается что-то, выходящее за рамки ее понимания, она всегда зовет меня, а я уже решаю, покупаем ли мы новый компьютер, несем ли его в мастерскую, или просто его перезагружаем.

Так случилось и в прошлую среду. У нее каждые две минуты стало появляться какое-то предупреждение от операционной системы, и она попросила меня разобраться. Я достаточно быстро решил проблему, выудив ее решение из дружественных пучин глобальной сети, после чего решил подарить ее компьютеру ежемесячное техническое обслуживание. Я запустил процесс дефрагментации, почистил память, стер временные файлы. Когда я добрался до ее почтового ящика, оказалось, что в корзине есть куча неудалённых писем, которые я и решил стереть.

Я сто раз говорил ей, что когда она удаляет письмо, оно не исчезает в воздухе, а падает в корзину для мусора, из которой его тоже надо удалять. Хоть кол ей на голове теши, не хочет она убирать за собой мусор. Я уже приготовился стереть весь спам, но тут мой глаз упал на первую строчку письма, которое она отправила тебе. Точнее, собиралась отправить, но в последний момент передумала и отправила его в корзину.

Я несколько раз прочитал текст, внимательно рассмотрел фотографию, приложенную к письму, после чего восстановил его в папке "исходящие". И нажал кнопку "отправить".

Да, брат, это не она, это я отправил тебе это письмо. Я уверен, что когда у женщины не хватает духу, совершить что бы то ни было, должен появиться мужчина, который будет ее надеждой и опорой, ее помощником в процессе принятия сложного, я бы даже сказал, судьбоносного решения. Фотография, которую она выбрала, мне не нравится, как я тебе уже говорил. Я на ней получился не очень хорошо, да и качество картинки, снятой на мобильный телефон, оставляет желать лучшего. Но, раз она выбрала именно этот снимок, значит, мы с тобой будем уважать ее выбор.

Потом я зашел со своего компьютера на счет в банке и перевел тебе требуемую сумму.

Да, брат, это не она, это я отправил тебе деньги. Кстати, поменяй этот офшорный банк. При твоей профессии нужно что-то более серьезное и солидное.

Вот практически и все. Я приглаживаю всклокоченные волосы, аккуратно складываю верблюжье одеяло, вешаю на плечо спортивную сумку и выхожу на улицу.

Давай все сделаем так, как она написала в письме. Без самодеятельности. Все в этой жизни должно происходить по воле моей жены. Нам же нетрудно будет исполнить этот ее каприз?

Из ее письма ты знаешь, что в среду я хожу в гимнастический зал, поэтому, как только ты увидишь человека со спортивной сумкой, двигающегося в сторону вон того черного автомобиля, отделяйся от стены и пристраивайся ко мне в хвост, поскольку я и есть этот самый человек. Народу в этот час на стоянке практически нет, поэтому тебе надо двигаться тихо, чтобы я не услышал шаги и не обернулся. Но ты не волнуйся. Я не услышу. И не обернусь. Поэтому подходи ко мне вплотную и бей меня шилом под левую лопатку. Делай это быстро и старайся не промахнуться. Она не хотела, чтобы я страдал. Потом не забудь забрать мое портмоне и часы. Пусть это будет похоже на ограбление. Мы же не хотим, чтобы на нее пало подозрение. Портмоне лежит в правом внутреннем кармане плаща. Выпотроши его, и брось рядом с телом. После этого спокойно уходи, предварительно проверив, что дело сделано. И не бойся, парень, все будет хорошо. Ты отлично справишься. Я в тебя верю.

И последнее. Я очень надеюсь,  что мой мозг проживет еще какое-то время после того, как остановится сердце. Мне нужно будет всего несколько секунд, чтобы подумать, что моя жена сдержала слово.  

Мы действительно всегда оставались семьей.

И в горе.

И в радости.

Пока смерть не разлучила нас.

Моя смерть.

Ваш комментарий: