Мне говорили: "Ты посмотри, он же абсолютно сумасшедший!" Разве? Я и сама-то была не вполне нормальной, хотя и умело скрывала это. Мы дружили: правильная девочка из хорошей семьи и долговязое "недоразумение", разгильдяй и двоечник по прозвищу Фонарик.
Его прозвали так за копну огненно рыжих волос, неизменно заплетенных в мелкие косички, что по тем временам было вопиющей дерзостью. Он носил красные штаны, сшитые из украденного в пионерской комнате флага, грубый бесформенный рюкзак, неумело вывязанный крючком из почтового жгута и старую засаленную тюбетейку, пришпиленную невидимками на макушке… "Мой дед был узбекским кочевником" - гордо сообщал Фонарик. Врал, конечно. В крайнем случае, на его узком остроносом лице не наблюдалось ни единого признака монголоидной расы. Поговаривали, что на крыше своей пятиэтажки Фонарик соорудил огромное гнездо и просиживал там ночами в ожидании птицы кондора. "Правда?" - не поверила я, но вскоре собственными глазами увидела эту чудовищную и одновременно смешную конструкцию из еловых веток, соломы и пенопластовой крошки. "Ого, не гнездо, а целый аэродром!" — "А знаешь, какой у кондора размах крыла? Три метра! - просветил меня друг. - Не веришь?" — "В размах верю. А в то, что прилетит…" Фонарик, безусловно, был чудаком-индивидуалистом. Я же к этому времени успела усвоить истину о том, что чудес на свете не существует, а также другие принципы социалистического реализма, вроде "жить в обществе и быть свободным от него невозможно". Но меня тянуло к Фонарику магнитом. Закрывшись в его малюсенькой комнатке, мы ложились на пол и рисовали картину пальцами ног. "Ноги это не руки, - компетентно заверял друг. - У них совсем другие мысли. Представляешь, как они сейчас удивляются?" Я согласно кивала и, старательно выписывая фиолетовые дуги большими пальцами, даже не ставила под сомнение тот факт, что ноги способны самостоятельно думать и тем более удивляться. Но, Боже мой, как же он раздражал окружающих! Особенно взрослых и в первую очередь учителей. Движимые "лучшими побуждениями", они оставляли меня после уроков для "педагогической профилактики". "Подумай о своем будущем! - призывала математичка Клавдия Сергеевна. - Ты связалась с человеком, у которого нет целей. Ему наплевать на остальных. Он, как трава в огороде, одним словом - сорняк. Ты собираешься стать такой же?!" О, как же мне хотелось этого! Но чудаком можно только родиться, с сожалением думала я и все больше ценила наши встречи. Именно тогда мне открылась простая штука: тот, кто идет не в ногу с остальными, вовсе не ошибается, просто в его душе играет совсем другая музыка. И уж точно это не парадный марш. Но Клавдия Сергеевна не разделяла моих убеждений. Несговорчивость бывшей правильной девочки разозлила ее не на шутку. Так началась настоящая травля. Не скажу, что я имела природную склонность к точным наукам, но приобретенных упорным трудом знаний вполне хватало на честную четверку. Тем не менее в дневнике моем все чаще появлялись тройки, а за ними свирепые двойки и хищно ощетинившиеся колы. "Но так ведь не честно! Не справедливо! - едва сдерживая слезы, жаловалась я Фонарику. - Ненавижу эту мымру. Завтра же пойду и скажу ей все, что думаю!" Друг покачал головой, затем решительно встал. "Пойдем!" — "Куда?" - испугалась я. "Увидишь". Мы пересекли улицу и остановились у большой театральной тумбы с ободранными афишами. "У тебя есть что-то пишущее?" - спросил Фонарик. Я порылась в карманах и извлекла мамину красную помаду, которую утром тайком стащила из ее косметички. "Годится!" - одобрительно кивнул он и размашистыми движениями нарисовал на самом верху два возмущенно вытаращенных глаза, крючковатый нос и тонкие, недовольно поджатые губы. "Говори!" — "Что говорить?" - растерялась я. "Все, что думаешь" — "Кому?" — "Математичке. Разве не узнаешь?" Сходство определенно было, но… "Неудобно как-то. Вокруг люди. Они же не знают…" — "Не вопрос! – улыбнулся Фонарик и громко выкрикнул. - Люди, это - Клавдия Сергеевна! Клавдия Сергеевна, это люди! Давай!" Я прокашлялась и, покосившись по сторонам, начала: "Мне неприятно это говорить, но вы, Клавдия Сергеевна, неправы…" — "Лихо ты ее! - захохотал Фонарик. - Брось. Она ведь так не поймет. Ну, смелее!" И тогда, набрав побольше воздуха, я разразилась громогласной тирадой. С каждым словом наступало облегчение и в конце концов появилось жгучее, ни с чем не сравнимое чувство свободы. Мне безумно нравилось, что не нужно сдерживаться или подбирать выражения, и то, как внимательно, молча, не перебивая, "слушает" Клавдия Сергеевна. Для современных психологов такая практика не новость, но для меня она стала тогда настоящим открытием. "Цирк!" - донесся сзади чей-то хохоток. Я обернулась и обнаружила за спиной с десяток благодарных зрителей. Фонарик подмигнул им и зааплодировал. Его тут же поддержали остальные, и я с удовольствием раскланялась.
А потом наступило не лучшее время. Фонарик влюбился. Однако его пассии не нужен был нелепый чудак. Девушку больше интересовали золотые мальчики с надежным будущим. Вскоре за моего друга всерьез взялась школа, родительский комитет и даже милиция. "Ну, ничего, - улыбался Фонарик. - Наступит время, когда люди разрешат другим быть разными…" — "Ага, - грустно согласилась я. - Наступит… Когда в твое гнездо прилетит птица кондор". Утром друг постучал в окно. "Пойдем!" Мы молча поднялись на крышу его пятиэтажки, и я увидела в гнезде огромное коричневое перо. "Это тебе, - сказал он. - А я сегодня уезжаю". - "Куда?" - "Еще не решил… Может, в Африку. Как думаешь, там хорошо?" Я, конечно же, тогда не поверила, но Фонарик на самом деле пропал, и мы больше никогда встречались. Где он теперь? Каким стал? Я бы многое отдала, чтобы узнать это.
Времена изменились. Сегодня чудачество в моде. Правда, выражается оно все больше внешне, искусственно и нарочито. Но выглядеть нетривиально не значит мыслить так же. Все это "псевдо" не имеет ничего общего с настоящим. Истинным же чудакам безразличен эпатаж. Они живут в своем трогательно нелепом мире, и хотят только одного – иметь право быть другими. А мы по-прежнему смотрим на них насмешливо, раздражаемся, злимся. Нам не терпится научить этих ненормальных правильной жизни. Иногда хочется крикнуть: "Берегите чудаков!" Ведь именно им мы обязаны многими благами цивилизации. Их способность мыслить нестандартно, нелогично, вопреки - великая сила, движущая мир к открытиям. Не нужно толкать их в спину и указывать правильный путь. Это только с виду чудаки кажутся отрешенными и безразличными, в действительности же они – самые ранимые люди в мире.
На моей книжной полке по-прежнему лежит подарок Фонарика. Иногда я забываю о нем и вспоминаю, когда в дом приходят гости. "Что это у тебя?" - однажды поинтересовался друг биолог. "Перо кондора" - улыбнулась я. "Тебя обманули. У кондора совершенно другие перья" - "А это особый вид. Из семейства Фонариков. Он теперь живет в Африке". Друг недоверчиво покосился на меня, и в его взгляде я прочла с детства знакомое выражение. Именно так смотрят на чудаков. "Спасибо тебе!" - "За что?" - растерялся он." Не важно…"
Цитировать | Вниз
|
