Ленинградки – самые красивые женщины на свете. Так думал я, дефилируя в конце восьмидесятых по июльским питерским улицам. Два года вынужденного армейского целибата сделали меня человеком крайне влюбчивым. Я дурел от женских локонов, развеваемых летним ветерком, от мимолетных ароматов женского парфюма, от дробного постукивания каблучков по тротуару. Я любил всех женщин Ленинграда. Подозреваю, что я тогда любил вообще всех женщин мира, но мое либидо было жёстко локализовано границами Ленинграда, что позволяло не распыляться на другие города, страны и континенты.
Не помню каким ветром меня занесло в ту химчистку, но факт остается фактом, я оказался в длинной очереди, стоящим за премиленькой рыжеволосой барышней. Очередь двигалась медленно, из-за нерасторопности приемщицы, а я сходил с ума от легкого, ненавязчивого запаха духов этой девушки, и жаждал, чтобы очередь вообще остановилась. Я очень хотел завязать с ней беседу, но уста мои оказались скованы определенной нерешительностью.
Заговорить я не мог по двум причинам. Во-первых, мой отец всегда учил меня не уподобляться пошлым уличным приставалам. Фраз «девушка, давайте познакомимся» или «можно ваш телефончик» не было в моем лексиконе. Нужно было придумать что-то красочное и неординарное, чтобы максимально зафиксировать на себе внимание новой знакомой. Но, увы, ничего оригинального в очереди в химчистке в голову не приходило. Вторая причина заключалась в том, что я еще не до конца отошел от армии. Поэтому, в разговоре с нормальными людьми, не пахнущими кирзой и казармой, мне приходилось переводить с армейского-матерного на нормативный гражданский язык. Этот синхронный перевод сопровождался паузами, эканьем и мычанием, что, при уличном знакомстве, очков мне явно не добавляло.
В итоге я оставил тщетные попытки открыть рот, решив применить обходной маневр. Рыжеволосая нимфа отдала в чистку свои вещи, оформила заказ и вышла на улицу. И, пока работница бытовых услуг искала мой очищенный от пятен пиджак, я схватил копию квитанции, заполненной прекрасной незнакомкой, и лихорадочно переписал на клочок бумаги ее телефон. К сожалению, при оформлении заказа в химчистке советские граждане не писали рядом с телефоном свое имя. В СССР было достаточно фамилии.
В русском языке восьмидесятых годов прошлого века было крайне мало приемлемых обращений к женщине по фамилии. Да и сейчас их практически нет. «Госпожа Иванова» звучит забавно, но кто пользуется такой формулой в современном мире? А в 1988 году сказать такое язык просто не поворачивался. Поэтому, взяв вечером в руки телефонный аппарат, я оказался перед определенной дилеммой - как обратиться к моей визави. Гражданка Орлова? Товарищ? Уважаемая? Проанализировав все возможные варианты, я остановился на безличной форме обращения, и набрал заветный номер.
На звонок ответила женщина лет сорока. «Её мама!» - подсказали мне мои недюжинные дедуктивные способности. Что делать? Положить трубку и дозваниваться, пока не ответит более молодой голос? Нет, это было бы трусостью. Моя незапятнанная репутация гвардии-ефрейтора не позволила мне совершить столь малодушный поступок. Не может пугливо бросить трубку человек, присягавший Родине на боевом, ордена Суворова Первой степени, дивизионном Знамени.
- Здравствуйте, - сказал я твердым, уверенным голосом, - можно попросить к телефону мадмуазель Орлову?
- Я слушаю, - ответила моя собеседница.
Точно мама, подумал я. И в школе явно учила не французский. Моя дедукция в тот день была на недосягаемой высоте.
- Э-э-э… - протянул я с некоторой долей уныния, судорожно подбирая слова для следующей фразы.
Но, на мою удачу, всеобщее среднее образование и русская литература XIX века оставили след в душе этой доброй женщины, а моя временная задумчивость заставила её пересмотреть свой предыдущий ответ.
- Да… Я же не мадмуазель… - начала она вполголоса рассуждать сама с собой, - Я мадам… Там же возраст важен… Или замужество…
- Я бы хотел поговорить с вашей дочерью, - пошел я ва-банк.
- Её нет дома! - облегченно выдохнула женщина, с радостью выходя из филологического штопора. И сразу же взяла поводья этой мутной беседы в свои руки, - А в чем, собственно, дело?
- Понимаете, - пришлось мне открыть карты, - я случайно увидел вашу дочь в городе, и она мне очень понравилась. Но я не решился с ней заговорить.
После этого я рассказал, как встретил ее дочь в химчистке, как добыл их домашний телефон, как решился позвонить, и как попытался обойти тот факт, что не знаю имени девушки. Каким-то образом мне удалось убедить её, что я не сумасшедший и не маньяк. Она рассказала, что ее дочь зовут Мария, и что я смогу застать ее по этому номеру тогда-то и тогда-то.
Я созвонился с Марией на следующий день. Оказалось, к моей несказанной радости, что она тоже обратила на меня внимание в химчистке, и понимает о ком идет речь. В итоге мы договорились встретиться в ближайшую пятницу.
По закону жанра я должен был бы написать, что потом мы поженились, нарожали детей и сейчас растим внуков, живя душа в душу вот уже 30 лет. Но жизнь далека от подобных мелодраматических поворотов. Мы встретились с Марией в пятницу и провели замечательный вечер. Мы продегустировали коктейли в баре «Нектар» на Малодетскосельском, погуляли в «Олимпии», поболтали, поняли, что живем совершенно в параллельных, непересекающихся вселенных, и попрощались, чтобы больше никогда не встретиться вновь.
С тех пор прошло много лет, но я до сих пор с теплой грустью вспоминаю эту наивную, но очень искреннюю авантюру, которая могла случиться только в двадцатилетнем возрасте. Та юношеская влюбчивость, тот романтический флёр, те чистые иллюзии и восторженные миражи давным-давно сметены безжалостной метлой жизненной опытности и искушенной зрелости. Мы наперед знаем все причины и следствия, просчитываем свои и чужие действия на несколько ходов вперед, видим насквозь своих собеседниц и собеседников, не давая себе ни малейшего права на ошибку или заблуждение.
Мы окончательно стали взрослыми.
А жаль...
#krumerKT
Цитировать | Вниз
|
