Пушкинская уже не та – все перерыто, переделано, перекрашено и перекроено, но бомжи все те же. То есть, конечно, другие (бомжи долго не живут), но лица такие же. Хотя одеты лучше, чем в девяностые. И говорят замечательно. «Не соблаговолите ли Вы», «премного благодарен», «если Вас не затруднит». Можно с ума сойти от питерской речи и тембра питерских голосов. Даже слушая речь люмпенов, можно упиваться родными речевыми оборотами, необычным построением фраз и творчески обработанным матом.
Жители окрестных домов никогда не смотрят на уличный термометр, а определяют погоду по бомжам, спящим в сквере на скамейках – если те в шапочках, значит холодно, без шапочек, значит тепло.
Я с ними дружил. Всегда давал стакан и отдавал пустые бутылки. За это они не гадили у нас в подъезде. Кстати, к просьбе дать стакан они всегда подходили творчески. Например, просили воды, поскольку тут человеку плохо в соседней подворотне, или лекарство запить.
Один раз к нам в дверь позвонил некий смутно знакомый бич и попросил ножницы, поскольку ему, дескать, надо срочно постричь товарища. Я ножницы дал и начал строить догадки, как проситель от ножниц перейдет к стакану. Но тот взял ножницы и откланялся, пообещав вернуть оные через полчаса. Выглянув в окно, мы увидели, что один бомж, обмотанный какой-то тряпкой, сидит на урне, а другой его действительно стрижет нашими ножницами.
Ножницы, кстати, я им оставил в подарок, поскольку, питерский бомж, чтобы выжить в тяжелой конкурентной борьбе, порожденной довлеющей атмосферой культурной столицы, должен быть человеком не только интеллигентным, но и красивым.
Цитировать | Вниз
|
